Париж в цикле «Белый ветер»

• Случайный дом в степи ночной…
• Вы помните осень, Исход…
• В офицерской шинели…
• В подпитии я вышел из кружала…
• Ну, почему, мон шер…
• На рю Дарю, на паперти…
• Моя тюрьма - минувшие года…
• Парижская цыганочка…
• Не приземлен и не возвышен…
• Нет поражений, побед… 

***

Случайный дом в степи ночной,

Огонь свечи, слепые тени…

А за саманною стеной

Льёт над Россией дождь осенний.

Поднимем в кружках мутный спирт

За перекопскую твердыню!...

А где-то матушка не спит

И молит Господа о сыне.

Париж. Мансарда в два окна.

Стучит по крыше дождь осенний.

Бутылка белого вина

Не разрешит моих сомнений.

Чу, ближе, ближе дробь копыт

Под свист клинков заиндевелых!

И ветер мчится по степи,

И цвет у ветра белый, белый...

Господь, на ком твоя печать?

И кто из братьев нынче Каин?

Россию, мачеху и мать,

Боготворю и проклинаю...

Все снится мне тот дом чужой

В ночь накануне отступленья,

Огонь свечи, сухарь ржаной…

И над Россией дождь осенний.

 21 марта 1992 

  *** 

Вы помните: осень, Исход, Севастополь в двадцатом,
Закат задымлённый и плач эскадронной трубы...
А  здесь, облака дождевые, как серая вата,
И снег в ноябре, словно глупая шутка судьбы.

В ночи фиолетовой плещут Большие бульвары
Букетами запахов кофе, вина и духов...
Под Новым мостом завернулись в газеты клошары –
От прошлого – сны, впереди – ни весны, ни долгов.

Нам тоже долгов не отдать, не вернуть, но ответьте:
Куда нас виденья ночные уносят в бреду?
Вопрос риторичен. В Россию, полковник, за смертью,
Где мы умереть не сумели в двадцатом году.

Мы живы сегодняшним днем да снежком прошлогодним,
Что падал в тот вечер из горних, нездешних высот
И в жидкую грязь, превращался на стонущих сходнях...
А за Инкерманом  дроздовский стучал пулемёт.

Не мне уповать на Европы брезгливую жалость:
Вчера офицер, я сегодня – крупье иль тапёр...
Отечества дымом настолько душа пропиталась,
Что кажется - ненависть с кровью сочатся из пор!

Ни песней, ни водкой мне с осени той не согреться,
Всё слышатся в сумерках такты далёкой стрельбы...
И падает снег, прожигая шинели до сердца,
Качаются сходни под плач эскадронной трубы.
1992

***

Тщетно прячу голову под крыло забытого
В пыль дорог проселочных, в колокольный звон.
Из чужого прошлого кровушкой умытого,
Мне блеснут полоски золотых погон.
1988

*** 

В офицерской шинели, залатанной грубо,

По-солдатски, убитым в Крыму денщиком

(Дай, Ты, Боже, ему на том свете подругу,

И землицу, и дом… дай, хотя бы на том!),

Я вступаю в Париж, не военным, не пленным.

Я - цивильный, я - бывший - везде и нигде!

И гражданство  моё - просто белая пена

На холодной, родной черноморской воде!

Я вступаю, вернее, въезжаю, конечно…

Это сто лет назад мой прапрадед - вступал!

Но парижским жандармом привычно замечен:

Третий класс. Из Марселя. Лионский вокзал.

Паспорт Нансена. Так. Без сантима в кармане.

Офицер, хоть и виды видала шинель.

Всё ж, союзник вчерашний! Я сам - при Седане,

В штыковые ходил на проклятых бошей!

Это всё у жандарма во взгляде прочёл я.

Козырнув, он вернул документы: Бон шанс!

Я отдал ему честь, каблуками прищёлкнув,

И на выход пошёл, за которым Бель Франс!

Две войны - где нас черти и кони носили?

Щедро кровью крестили мы снег и траву!

Я сегодня - Никто! Эмигрант из России…

Прибыл в город Париж, а хотелось… в Москву!

Боже! Знаю, что грешен, но это уж, слишком!

Я из фляги на рю выпил водки глоток,

Чтобы в землю не лечь под каким-то Парижском…

Александровск, Каховка, хотя б - Перекоп!

Помню славные сшибки, бои посерьёзней,

И шрапнельные залпы в упор по цепи!

И горящие хаты, и воздух морозный…

И казачие лавы на белой степи…

А потом… пароходы, прощанья сирены…

Мы стояли на палубах, словно в бреду!

Нет России моей… только белая пена,

Черноморская пена в двадцатом году!

… Что-то, право, раскис, командир батальона!

Чай, корниловцы ждут за накрытым столом!

За Россию нальём, за цветные погоны…

А потом - за Париж… кров, но всё же не дом!

                           25-26 октября 2002 года

***

В подпитии я вышел из кружала...
Извозчик! Чай заждался седока!
Вези меня, лиха беда начало –
До следующего, братец, кабака!
Крадется ночь под лай собак бездомных,
Я пьян слегка – еще душа горит!...
Между домов с глазами  окон тёмных
Неверный свет роняют фонари...

Прибавь аллюр! Поехали к «Максиму»!
Держи два франка сверху, силь ву пле!
Мы будем пить сегодня за Россию,
Хоть нет для нас России на земле!
Ты не смотри, что я в пиджачной паре –
Я офицер гвардейского полка!
Сегодня День рожденья Государя...
Я пьян, а ты не знаешь языка!

Друзья, поди, заждались в ресторане!
Парле ву рюс? Гони, мон шер, скорей!
А Государя, братец расстреляли...
Ведь и у вас казнили королей!
Сегодня я – ни слова по-французски –
Наговорился всласть за столько лет!
Сейчас мы выпьем водочки по-русски! ...
Хотя у вас хорошей водки нет!

...Спасибо, братец,  докатили быстро!
Держи на чай! По-вашему  – вино!
Я, знаешь, сам работаю таксистом,
На Монпарнасе, у месье Арно...
Вот, мез ами встречают у кружала!
Вот Боря, князь, и в прошлом лейб-корнет...
Адьё, француз! Мы не начнём сначала.
Россия – есть! Но Государя – нет!
7 октября 1989

*** 

Ну, почему, мон шер, не Крезы мы?
Когда из рук цветочниц светят
Глаза фиалок свежесрезанных, -
Всего три франка за букетик!..
И мы похожи на букет
Чужих без корневых растений...
Лишь по ночам былые тени
Скользят по сумрачной реке.

Ты видел, как в ночи над Сеною
Встают печально и устало
Тень Государя убиенного
И преданного Адмирала...
Как души всех, кто пал в боях,
Ряды смыкают... ближе, ближе...
И тень России над Парижем
С клинком встает на стременах.

Но утро брезжит над мансардою,
Трубит побудку грач весенний.
Костюм укроет раны старые,
И до поры растают тени.
И я спешу в кафе «Руаяль»,
Где чашка кофе с круассаном
И капитан гарсон Грибанов,
Которого сменяю я...

Жизнь взять  свое за недожитое
Спешит, как конница под Харьковом...
И степь дымится под копытами
В парижских сумерках фиалковых...
И вновь по сумрачной реке
Скользят в ночи немые тени,
Клочком бальзаковской шагрени
Сгорает прошлое в руке.
1991

*** 

На рю Дарю, на паперти согретой,

Перекрещусь, в былое бросив взгляд…

В Донские степи, где дрожат под ветром

Метёлочки сухого ковыля…

Где запылают ветреные дали,

И эскадрон на марше прорысит…

И юных лет недолгие печали

Развеются, как пыль из-под копыт…

Еще друзья скакали стремя в стремя,

Еще сердца не жаждали отмщенья,

И первый бой не притупил клинки!

Где мы теперь, среди каких народов -

Корнеты восемнадцатого года?

Кто пал в боях, кто спился от тоски.

По прихоти судьбы - кавалеристы,

Из юнкеров и бывших гимназистов,

Погоны офицерские обмыв,

Пушок свой перед зеркальцем крутили

И время до атаки торопили,

Насвистывая маршевый мотив…

Мы с красными Россию не делили.

Вопрос стоял иначе: или-или!

Одним из нас нет места на земле!

И я рубил без тени состраданья,

А после боя  пил, как после бани,

И ни о чем уже не сожалел.

Здесь - кто кого!  И Сила шла на Силу…

Война меня ломала и рубила,

Отечества лишила и семьи…

Мне часто снится степь перед грозою,

И  слышен Глас Небесный: Шашки,  к бою!

И дробь копыт… и головы в пыли…

Что ж, мы, юнцы, не нюхали Германской,

Зато, взрослели быстро на Гражданской.

Не все успели, жаль! Но я - успел!

Корнеты восемнадцатого года!

Поручики Великого Исхода,

Немногие из тех, кто уцелел…

Вновь сон, как конь несёт в иное время,

Когда друзья скакали стремя в стремя,

И не проснулась жажда у клинков…

Нас опьянял степной, полынный запах,

И мы, смеясь, мечтали о наградах,

Забыв про цену собственных голов…

На рю Дарю, на паперти согретой,

Перекрещусь… 

22 апреля 2002 года

***

Моя тюрьма – минувшие года.
Но ими жив, я узник добровольный,
Колокола моей первопрестольной
Звонят во мне до Страшного Суда.
Воспоминаний слаще тем отрава,
Чем горше хлеб чужого бытия...
Там - лишь одно подобие державы,
Здесь - лишь одно подобие меня.

Париж привык к российским чужакам,
Москва, Россия... как давно всё было!
Вновь кальвадос течет огнем по жилам,
Но не идут погоны к пиджакам.
Уже давно разбиты переправы,
И не сменить усталого коня...
Там - лишь одно подобие державы,
Здесь - лишь одно подобие меня.

Что ж, можно пить коньяк или перно,
Затем друг другу порыдать в жилетку,
Или сыграть в гусарскую рулетку,
Или послушать в Опера Гуно!
Обломок лет безумия и славы,
Незваный гость без завтрашнего дня...
Там - лишь одно подобие державы,
Здесь - лишь одно подобие меня!
1990

Парижская цыганочка

Время, память, календарь,
Светотень, фата-моргана...
Водку бывший лейб-гусар,
Пьёт в углу кафешантана...
Дожигает жизнь свою
В пятом округе Парижа...
Я – не тот, о ком пою,
Я еще – дотла не выжжен!

Ветер, ночь, дороги нет,
Ни раскаянья, ни боли...
Переломленный хребет,
Черный ворон в чистом поле...
Кто – чужой, в чужом краю,
Кто-то – бит в родимом доме...
Я – не тот, о ком пою,
Я еще – на переломе!

Свет с востока жжет глаза,
А на западе туманно...
Стоит ли себя терзать
И тоску лечить стаканом?
Не дарован соловью
Клюв вороний, хищно-цепкий...
Я – не тот, о ком пою,
Я еще – не жру объедки!

Лейб-гусар, твоя взяла!
Поднимай стакан, дружище,
За двуглавого орла!
За родные пепелища! ...
...Да, в шантане пел не я –
Только память – кто отнимет?
Никого из нас не минет
Чаша горькая сия!
28 декабря 1989 года

*** 

Не приземлен и не возвышен,
Усталый всадник без коня...
И на погосте под Парижем,
Увы, нет места для меня.

Равны пред Богом и судьбою
От смутных лет до наших дней,
Там спят российские изгои,
Не потерявшие корней.

В своём рождении неволен
Москвич конца сороковых...
Но если б выпало на долю –
За честь бы счёл лежать меж них.
1989

***

Нет поражений, побед, старых ран…
Пустота и усталость.
Сон. Фиолетовый сон. Друг мой, Жан –
Ничего не осталось!
Пыль. Вдоль дороги – ковыль.
Господа! Наша бывшая рота!
Прах от былого полка.
В никуда марширует пехота.

Боль. Это все позади. Черный дым.
Чаек острые крылья.
Кровь, мон ами! Вспомни Крым –
Не прощанье – бессилье!
Ложь. Во спасение – ложь…
Райский сад – спирт с голицынским брютом…
Бред. Кто остался, кто нет. Вспомни, брат,
Как стрелялись в каютах!

Дом. Что же было потом?
Был Париж. Был 15-й округ.
Стон. И учтивый гарсон…
Же ву при, шардонэ или водку?
Стол. Только ты и вино.
И кресты… на полях, на ладони…
Ночь. И война за войной.
Мы на ты… столько пролито крови!

Пей! За двоих, за троих!
Тех боёв не остыли пожары.
Чей там на улице крик?
Вороньё, да гуляют клошары…
Гром. Скоро дождик пойдёт,
Не огонь, не осколки по крышам…
Жизнь… пережить две войны,
Чтобы спиться в Париже…

Стоп! Все прошло, мон ами!
Та война – в той России осталась…
Пей! Друг мой Жан, наливай!
Пелена. Пустота и усталость!
Друг-офицер, посмотри, погляди:
Фиолетово-мглистый
Дождь ночной зарядил…
И летят наши жизни, как листья…
8 декабря 2005 года