«Паризиада»

Стихи и песни о Париже

• И ты сочиняешь себе свой Париж…
• Величие твое и тень моя…
• Как я не стал парижанином
• Ах, Париж, мой Париж…
• Нетрезвые воспоминания о Париже
• Любимым старым французским шансонье
• Каштанов листья
• Здравствуй, мое вековое сиротство…
• У творенья эйфелева…
• А вы были в брассри…
• В мансарде холод…
• Париж, а затем многоточье…
• Твой вечный путь…
• В мансарде художник…
• Вот и вся моя жизнь…
• Дождь, не вовремя ты…
• Душа износилась…
• Здесь нет старой Англии…
• И нет отечествам числа…
• От страницы на миг оторвись…
• Не уступит надежде…
• Парижская осень
• По ночной мостовой…
• Путь, увы, никуда не идущий…
• Слепое порождение веков…
• Паризиада
• Со стороны рискни взглянуть…
• Туман под мостами…
• Уедешь в Париж и забудешь Россию…
• Фантазии…
• Чужой судьбы не спеть…
• Ты не вступишь в Париж…
• Я иду наугад…
• А зимняя Сена вспять не течет…

***

… И ты сочиняешь себе свой Париж,
Как некто Москву или Питер…
И чем-то похож на себя он, но лишь,
Как видит его сочинитель,
Поскольку, не знает, не видит всего,
Что живо поныне и что утекло
С неспешными водами Сены:
Былыми веками оставленный след,
И призрак Парижа, которого нет,
И город живой и нетленный…

Вот так, я брожу, захожу в кабачки
И реже в музеи, признаться…
Поскольку в музеях снимают очки,
А мне с ними жаль расставаться.
Без этих очков мне, увы, не дано
Увидеть художников, пьющих перно,
Великих поэтов без масок!
Когда это было – вино и стихи?
«Куполь» и «Ротонда»,  и пыль мастерских,
И запахи пудры и красок?

Париж, мой Париж, я ловлю аромат
Присущий тебе одному лишь…
Латинский квартал, Монпарнас и Монмартр,
Новеллы бульваров и улиц…
Я жадно читаю дома твои, пусть
Я многое знаю почти наизусть…
Но многое вижу впервые!
Придуманный город, ты явь своих грёз
В душе несмываемой краской нанёс,
Как контур снесённой Бастилии!

… У каждого в сердце заветный фетиш
Пичугой, не видевшей неба…
И ты, по ночам, сочиняешь Париж,
Скорее для тех, кто в нём не был!
Не путеводитель, не очерк, скорей -
Огни желтоватых ночных фонарей
В сиреневом воздухе мглистом…
Где призраки прошлого в замках своих
Давно не тревожат покоя живых…
Французов, а только туристов.

21-22 октября 2002                    

*** 

Величие твоё и тень моя…

… Бредём опять по набережным Сены,

Где сердце чутко ловит перемены…

Бонжур, трувер! Оревуар, Боян!

Да, я лишь тень… не тот, увы, и ты!

Мы изменились оба,  не находишь?

И шпаги у бедра уже не в моде,

Над старой Сеной новые мосты…

Вот, прежде –  проще: не было авто!

Зато дормезы, лошади, кареты!

Какие я тогда писал сонеты –

Изящные, как живопись Ватто!

Когда бы жил – меня признал Ронсар!

Но время нас, к несчастью, разметало…

И одиноко тень моя витала

«На дне дворов, над крышами мансард».

Париж, Париж! Отцом ты не был мне!

Любя тебя, увы, я был бастардом!

Твоим певцом, но никогда Баярдом…

Рождённый в век другой, в другой стране...

Но нечто выше, чем судьбы каприз,

Господень глас или перо жар-птицы –

Где бы ни жил я, где б не воплотиться

Душе моей – ей путь один – в Париж!

Вот я смотрю на выход короля!

Вот я смотрю на казнь тамплиеров!

… А надо мной парижские химеры

Уже ни с кем не спутают меня!

Салю, Пари! А вот и тень моя!

О, как давно мне здесь не наливали

«Твой древний яд отстоянной печали»…

Бонжур, трувер! Оревуар, Боян!

24 октября 2002 года

Как я не стал парижанином

                      Вот так, когда не клеятся

                      Рифмованные строки,

                      Когда не в ритм идёт размер,

                      И мысли однобоки,

                      Когда по Рю де Вожирар

                      Идёшь, душевно ранен,

                      В потоке вечных парижан,

                      Один - не парижанин!

                       Когда ты чувствуешь Париж

                      Своим знакомым малым,

                       Когда по улицам паришь

                       Латинского квартала,

                       Когда по Пон дю Карусель

                       Ты в Лувр спешишь не глядя

                       На воды мутные Ля Сен,

                       И не Джоконды ради! -

                       Джоконду гений сотворил!

                       Но гений, просто - гений! …

 А в Лувре жили Короли

 Гаскони и Гиени,

 Прованса, Сены и Бордо,

 Бретани, Лангедока,

 Анжу, Турени… и всего,

 Включая Тарб далёкий, -

  Как сюзерены всех земель

  От Бреста до Савойи…

  Француз привычно скажет: Бель…

  А Франс - само собою!

  Потом: Санте! - подняв бокал,

  Добавит на прощанье…

  Он был везде и всё видал

  В «Лидо» и Нотр- Даме!

  Гревская площадь. Стук ножа.

  Корзина с головами.

  И кровь… не это ли межа

  Меж нами, парижане?

  Был с древа предков малый лист

  Оторван злой судьбою:

  Вот, почему я - роялист

  Потомственный, по крови!…

  Мне расписать - как дважды два -

  Все роли в русской драме…

  Но скажет вежливо: Са Ва! -

  Француз и парижанин.

  И, всё ж, Париж! … Чёрт побери,

  Прекрасен! Что бесспорно:

  Бульвар Мадлен и Тюильри

  Перехватили горло!

  Еще судьбу благодарю

  И кланяюсь ей низко

  За купола на Рю Дарю,

  Часть белого Парижска!

  Париж! Твой меркантильный дух

  Гармонии послушен.

  Ты стоишь мессы! Даже двух!

  И ты – великодушен!

  Увы, мне скоро уезжать…

  Салю! Санте! … Но, всё же -

  Жаль, парижанином - не стать…

  Не суждено, похоже!

  Зато на сердце сладок яд

  Из погребов Шампани…

  … Шёл по Парижу некто я.

  Один - не парижанин!

  9-10-11 октября 2002                             

***

Ах, Париж, мой Париж
Разноцветных ночей…
Под карнизами крыш
Ты не мой и ничей!
Как клошар на мосту
Ты живёшь мотыльком,
И, играя в тоску,
Не грустишь ни о ком…

По бульвару Клиши
Я иду к Пляс Пигаль,
Где усталость с души
Не снимает печаль.
Где налево – Монмартр.
Сакре-Кёр – за спиной…
Я  парижский клошар
С петербургской душой!

Мне бы век не бродить
По твоим мостовым.
Мне бы жадно не пить
Твой сиреневый дым…
Но, отравлен давно,
Я смотрю, как гарсон
Наливает вино
Под щемящий шансон!

На вспотевшем стекле
Плач ночного дождя.
От себя вдалеке
Я смотрю на тебя!
Ах, Париж, город грёз
И бессонных ночей,
Глицериновых слёз…
Ты не мой, и ничей!

Я сажусь на автобус
В предутренний час,
По маршруту: Монмартр –
Вокзал Монпарнас…
По бульвару Курсель,
Авеню де Ваграм,
Через Шанз Елизе
По пустым площадям!

Светло-серые стены
В зелёной листве…
По мосту через Сену
Въезжаем в рассвет!
Где лиловые гаммы
Играет гобой…
И Париж – тот же самый,
Лишь, берег другой…
Мы с тобою близки,
И, увы, далеки…
Разрывается сердце
От русской тоски!..
…Плач ночного дождя
На вспотевшем стекле…
Я смотрю на тебя,
От себя вдалеке!..
Ах, Париж, мой Париж…
12-13 октября 2002

Нетрезвые воспоминания о Париже 

Я был в Париже… Каюсь, грешный:
Воспоминания кромешны,
Как Елисейские Поля:
Что там от рая, что от ада?
Машин стальная кавалькада,
Столицы Мира толчея.

Арк де Триумф, Ваграм и Иена,
Где впору преклонить колена,
В душе гвардейский слыша марш!
Здесь Ланн, Бертье, Клебер с Мюратом…
И кинотеатр «Император» …
Великой Армии мираж.

Душе ля рюс, понятно, тесно,
Немного грустно, даже пресно
От грома пушек и знамён!
И, вдруг, средь славных ветеранов:
Гюго, Бальзак, Бизе – титаны!
И почему-то – Вашингтон!?

Пляс де л'Альма, бульвар Малахофф –
Ну, мы, понятно, дали маху…
Причём здесь Вильсон и Нью-Йорк?
Что мне до янки вездесущих?
Назвали б как-нибудь получше!
Вот: Авеню Король Георг!

Увы, французы! Вы – прогнулись!
В Париже столько чудных улиц!
Назвать их некем? Подскажу:
Пуанкаре, Гужон и Сартр,
Наш Император Александр…
Да я и сам не откажусь!

А, впрочем, скромность украшает…
В Отель де Вилль  меня не знают.
Пока не знают,  жизнь – игра!
Пора и честь отдать Парижу,
Узнать народ его поближе,
Поскольку не идёт гора…
Бутики мы пропустим сразу,
Они кусаются, заразы,
Иль сразу – в обморок от цен!
Зайдём в кафе. Закажем литр.
Чтоб не сойти с ума от цифр –
Закажем два! Компри? Тре бьен!

Вот мой Париж: вино, клошары,
Дома с мансардами, бульвары,
Араб с мобильником и грек…
Мобильник не дороже сидра…
А ты идёшь, и сразу видно,
Что из России человек…

… Париж. Сиреневое небо.
Вот был, а кажется, что не был.
Нет веры собственным глазам!
Зарок: на сон – стакан спиртного:
Даст Бог,  меня разбудит снова
Ажан в кустах у Нотр-Дам!

17-18 октября 2002 

Моим любимым старым французским шансонье 

Когда осень затишье,
Вдруг, подарит от хмурых дождей,
Вспомнишь осень Парижа,
И себя, растворённого в ней!
Вспомнишь синее небо
И деревьев зелёный наряд…
И в душе твоей – лето,
А совсем, не конец октября!

По парижским бульварам
Я шагаю, как пел Ив Монтан.
Правда, пел про себя он,
Для своих, той поры парижан!
Вне ушедшей эпохи –
Что, казалось бы мне до неё? –
В этом пёстром потоке,
Что сквозь время иначе течёт -

Тех же улиц кварталы,
Фонари на знакомых мостах…
Но всё чаще усталость
Замечаешь во встречных глазах.
Те же вина и пицца,
То же, внешнее эгалитэ…
И улыбки, и лица…
Те же лица, но люди – не те!

Я не видел Парижа
Жака Бреля, Беко, Реджани…
Мы летали пониже,
Чем когда-то летали они!
Разве всех перечислишь,
С кем не выпил стаканчик вина,
С кем не спел о Париже…
О Париже во все времена!

… По парижским бульварам
Я шагаю, как пел Ив Монтан…
В этой песенке старой
Перепутались шарм и шрам…
Подпевая куплету,
Бьёт в стакан золотая струя…
И в душе твоей – лето,
А совсем не конец октября!
27 октября 2002

*** 

Каштанов листья. Старые торговки
Промокли. Он - в набухшей треуголке
И в сюртуке, наполненном дождём…
Идёт. Куда? Вчерашний победитель,
Полмира и Парижа повелитель…
Один, Европой старой побежден.

Но он для нас невидим. Бог сражений
И демиург невидимых явлений,
Которые века переживут!…
Идёт сквозь нас Великий Император,
Чуть сзади, Старой Гвардии солдаты,
Побатальонно вслед за ним идут.

Идут, как шли в огонь на взмах перчатки –
Безудержно, без страха и оглядки!
Жаль, мало кто в той жизни уцелел…
Солдаты, что во имя чести бьются,
И честно умирая, не сдаются,
Воскликнув: Merde! - десяткам черных жерл…

Так, по Парижу, молча, Император
Шел в никуда… И дождь, казалось, плакал,
Что мы, как тени встречные идём,
Не замечая Франции минувшей,
И нынешней, наверное, не худшей
Под одиноко плачущим дождем.

15-16 сентября 2006 года

***

Здравствуй, мое вековое сиротство!

Не ждал, признаюсь!

Время у нас другое, душа другая…

Долго искало? Увы, не пойму – к добру ли?

Видимо, пращуры разом перевернулись

В тесных гробах от Крыма до Лангедока -

Кто бы подумал, куда  приведет дорога

Блудного сына сквозь мифы и кровь столетий!

Ныне – родства не помнящий – каждый третий…

Два поколения, три, ну, четыре – тонко!

А небылицы придумывать для потомков

Я не желаю, хоть сказки сейчас не редкость:

Каждый второй – «благородных» имеет предков…

Пращуры, дорогие, земля вам пухом!

Ибо границ не знает сиротство духа…

Смотрит мне в душу взглядом потусторонним

Память моя, вековая моя бездомность.

                      6 июля 2006 года 

***

У творенья эйфелева крутится
Карусель, и шумят малыши.
Не смотри на парижские улицы,
Ибо можешь лишиться души.
На автобусах кружат экскурсии
И ведомая гидами рать
Будет чинно заказывать устрицы,
И, конечно, при том выпивать.

Нотр-Дам и Поля Елисейские,
Пантеон, Люксембург, Опера…
Всё французское, всё европейское,
Всё О'кей (по-французски: Са йра!)
Якобинская песенка спетая
Стала частью парижских манер,
С той поры, как Бурбонов Капетами
Объявил гражданин Робеспьер.

Сколько душ знаменитым корабликом
Перевёз через Лету Харон?
Ах, Са йра!  - наше русское «Яблочко»…
Впрочем, песня совсем не о том.
Не смотри на парижские улицы,
Не броди в одиночку по ним.
Здесь легко на секунду зажмуриться,
Чтобы стать на всю жизнь другим.

Очутиться в таверне с бродягами,
И, анжуйским залечивать грусть.
Мушкетёров увидеть со шпагами:
Зная их имена наизусть!
А потом, как стемнеет, по площади
Под названием Пляс де Руа
С гордым видом проехать на лошади
И шепнуть без подтекста: Са йра!

Ибо есть луидоры для пиршества,
Ждут бретёры-друзья, стол накрыт.
Предадимся немного излишествам!
На рассвете – дуэль предстоит!
Утром встанешь, чуть солнышко брызнуло,
Выпьешь наскоро – время не ждёт!
Ах, Париж, до чего ты замызганный!
Что за грязный и грубый народ!

Там застряла телега с бараниной,
Здесь монах бьёт осла по ушам…
И по улице сумрачно-каменной,
Бродят толпы окрестных пейзан!
Здесь торгуют пореем и зеленью,
Там воришку берут в оборот…
Лишь дворяне при шпагах уверенно
Раздвигают парижский народ.

И над всей этой вонью, до коликов
Пропитавшей дома площадей,
Созывают к молитве католиков
Колокольни парижских церквей.
К Сен-Жермен не пошёл я к заутрене,
Осенив себя скорым крестом.
Может быть, через час подберут меня
В Люксембургском саду под кустом.

Чёрт возьми, я с утра не покаялся!
Полбутылки же выпил не зря:
Чтобы, если придётся преставиться –
Не обидеть амбре Ключаря!
Впрочем, что я теряю? Любовницу,
Службу в Гвардии, дом в Шато-д'О,
Двести ливров, проигранных, помнится
Две недели назад… Ничего!

Да, в Париже такое случается:
Я очнулся в саду Люксембург.
Чинно негры гуляли с китайцами
В окруженье французских подруг.
Заказав полбутылки бургундского,
В брассери на углу Сен-Сюльпис,
Вдруг утратил я знанье французского,
В современный вернувшись Париж…

… Расплатившись, пошёл я по улице,
В направлении Сены-реки,
Как француз, что идёт и не жмурится
Мимо урны швыряя бычки!

14-15 октября 2002

                      ***

А вы были в брассри,

В старом, добром парижском брассри,

Где учтивый месье

Подает вам бордо иль мускат?

И за окнами тихая улица

Де Риволи,

В двух шагах – Тюильри,

А у вас на душе – Летний сад!

В Летнем, желтые листья

Осенним сбивает дождем,

А Париж весь зеленый…

Как странно… и сухо вполне!

Мы уже оценили бордо

И беседу ведём,

Что парижская осень –

Сестра петербургской весне.

…А потом был Лё-Авр,

Иль Гавр, как у нас говорят…

Где у стенки бетонной «Седов»

Ожидал нас на борт…

И деревья несли, как в Париже,

Зеленый наряд…

А мускат мы допили в каюте

За скорый отход.

Мы ушли в Океан

И Биская седые шторма

Живо выдули с ветром

Остатки парижских манер…

И рвались паруса,

И хлестала тугая волна,

И авралов звонки

Вызывали команду наверх!

Но, чем дальше на юг,

Тем вода становилась синей,

Реже ветер гудел в парусах

 Под шипенье волны…

Мне приснились ночные огни

Елисейских полей,

И парижская осень,

Сестра петербургской весны.

…А в Проливе резвились дельфины

И теплый зюйд-вест

Наполнял паруса,

И совсем не хотелось домой!

…Вновь Атлантика, осень,

Бретань, неприветливый Брест,

Мелкий дождик, кусты

И газоны с зеленой травой…

Стыл дождливый ноябрь.

На деревьях листва, как листва.

И, конечно, вино –

Без вина и француз не француз!

Впереди, за Ла-Маншем –

Зима диктовала права,

И свирепые зимние ветры

Входили во вкус.

В свежий ветер, неся паруса,

«Пролетели» Ла-Манш.

От норд-веста волну в Скагерраке

Развёл ураган…

И авралы сменяли авралы,

И пел такелаж…

Снег и пыль штормовая! –

Так нас проводил Океан.

Вот и кончился рейс.

Сколь соленой воды утекло

Вдоль бортов, и осталось

В заботах вчерашнего дня!

Чуть качнулся причал.

…Я смотрел на Париж

Сквозь стекло…

А знакомый гарсон,

Улыбаясь, смотрел на меня!

В Петербурге – зима,

Вдоль Фонтанки зажгли фонари…

Падал легкий снежок

И безлистный, чернел Летний сад…

А вы были в брассри?

Старом, добром парижском брассри?

Где учтивый гарсон

Подавал вам бордо и мускат…

Всё сложилось в мозаику памяти

Где-то внутри…

И ревел Океан,

И шипела за бортом волна!…

…Но… вы были в брассри,

 Обычном парижском брассри…

Чтоб проститься с Парижем

И выпить стаканчик вина.

20 сентября 2006 года

***

В мансарде – холод.
Потолок – трапеция.
Три горящих газовых рожка.
Старый, немытый пол.
В окне - ночная,
Былая Лютеция,
Чьи крыши,
Нанесенные на холст,
Стали Парижем…
Сумрачная осень.
На углу, под облетевшим
Платаном,
Тлеют угли в жаровне…
Сырость. Продавец
Жарит каштаны…
И греет руки…

Фиакр подъехал,
Дамы из кафе,
Понятно, с кавалерами,
Выходят…
Смеются… из дверей
Клубится пар…
Ночной Монмартр.
Деревья облетели.
Канун зимы.

И не понять:
Художник
Написал
На холсте
Отрывок жизни
Уголка старого Парижа?
Или я, не видя,
Набросал пером
Убогость и холод
Прокуренной мансарды,
Бутылку вина, старое трюмо,
Фаянсовую раковину,
Краски,
Букет кистей,
Палитру, пыль в углах…
Горящие рожки…
Всё это – антураж…
Но я подумал,
Что, может быть,
В новой жизни
Суждена встреча
Художника и поэта,
Когда-то,
В безвестности
Коротавших век…
 
18 октября 2006 года 

*** 

Париж…, а затем – многоточье…
Сидишь на окраине ночи
И ждешь во тщете Мнемозину,
Как бедный Пьеро – Коломбину.
Пьеро – это Пьер по-французски…
А бабы – везде трясогузки…
Пардон, я сказал: вертихвостки! –
Каштаны вокруг иль березки…
Там могут быть пальмы и розы…
Угрозы, презенты и слезы…
Ведь, бабы, чем дальше – тем ближе…
А ты о каком-то Париже –
Земном, entre nous, Парадизе,
Сиренево-сером капризе,
Где мутная, грязная Сена,
И баржи у каменных стенок…
И древних мостов силуэты
Меж двух берегов этой Леты,
Менявшей названья стократно,
Но, все ж, не текущей обратно…
Париж надо видеть глазами.
Он – не уловим, словно память.
Он – вечен и празднично молод…
Увы! На душе твоей холод,
Извечный Пьеро! Коломбина
Уйдет, как всегда, к Арлекину!
Не ты – главный шут балагана…
Химерой с высот Нотр-Дама,
Невидимый с улиц столичных
(чьи судьбы тебе безразличны)
Ты видишь изнанку причины…
А люди пусть смотрят картины…
Париж… а затем – многоточье…
И вкус умирающей ночи
С души выливается в строки…
Химеры, увы, одиноки!
И что им – Париж и людишки,
Что пишут картины и книжки…
Стихи сочиняют, тем паче!…
… А, в общем, все было иначе!
И я пробродив по Парижу,
Постиг нотр-дамскую крышу…
Отсюда – химеры, гордыня,
И глас, вопиющий в пустыне!
Ведь, Вы ожидали другого?
Не вышло хвалебного слова!
Забыл… в голове мешанина…
К другому ушла Коломбина…
В «Лидо», «Мулен Руж»? Я не знаю…
Я просто Париж вспоминаю,
Как праздник сиреневой тени…
Окурки кружатся по Сене…
Дома светло-серого камня…
Мерло в неграненом стакане…
Иль, с хрустом, клинок о колено,
Как праздник уставшего Хэма?
29 декабря 2003

*** 

Твой вечный путь -
Лишь на бумаге вечен:
Не хватит слов,
Окончится бумага,
Чернила высохнут…
Увы, конец пути.

Судьба тихонько шепчет: Погоди!
Коня загонишь на дороге темной…
Свой век прожитый, строго не суди -
Бывало и хорошее - коль вспомнить.
Бывало, кто бы спорил, но друзья
Давным-давно у горнего чертога
Наверное, доказывают Богу,
Что без меня, увы, никак нельзя!

Не знаю. Я там не был. До поры.
Пора придёт, хоть будет с кем обняться!
И вспомнить наши старые дворы,
И мир души особенный, арбатский!
А нынче, где Арбат и те дворы?
Моя душа – химера с Нотр-Дама,
Которая забыла  вкус Агдама,
Но помнит тамплиерские костры.

Была Москва и, вот, пришел Париж.
Так, эпизод в судьбе, увы, недолгий.
Но ты его в душе своей хранишь,
А почему? И сам не знаешь толком.
Жаль вас, друзья, там не было со мной,
Но вы с небес смотрели не ревниво,
Как я, дитя московского разлива,
Себя в Париже ощутил собой!

Как будто я вернулся в старый дом,
Где всё знакомо с детства, как ни странно…
Где голубей кормил на Пляс Вандом,
И называл район арандисманом.
Жаль только, мушкетеров больше нет!
Куда девались шляпы, шпаги, шпоры?
Друзья,  дворов московских мушкетёры,
Как у Дюма: покинули сей свет…

Судьба тихонько шепчет: Подожди!
Пора домой!… Ну, что же, я вернулся
Под серые московские дожди,
Смывать с себя парижские прогулки…
Но память смыть, увы, напрасный труд:
Москва, Париж – случайная награда…
Обнять вас – больше ничего не надо,
Друзья мои! Вы ждите. Я приду!

11 октября 2006 года

***

В мансарде - художник, - пусть будет,  Арно, -

Голодный эстет и непризнанный гений,

Тоску разбавляет дешевым вином…

Пылает рожок и колышутся тени…

Париж до поры не узнает о том,

Что, став основателем нового стиля,

Он тихо сопьется на собственной вилле…

Но, всё это будет потом.

А в это же время… поэт? Не поэт?

(Чье имя для нас не имеет значенья) -

В дешевом кафе пьёт зеленый абсент,

И пишет поэму иль стихотворенье

В прокуренном зале, в углу, за столом,

Средь тостов, вина и друзей полу-мэтров…

Великим поэтом он признан посмертно…

Но, всё это будет потом.

Париж, не Париж… Горизонты темны.

Чем лучше Москва, Петербург или Прага?

Художники жизнью своею должны

Доказывать право на холст и бумагу…

Кто должен художнику? Небо? Закон?

Народ? Государство? Судьба или Время?

Когда-нибудь истина выйдет из тени…

Но, все это будет потом.

… Другая эпоха. Другая страна.

Другие жрецы, пьедесталы кумиров.

Но, те же законы, и та же стена

Меж новым и старым, искусством и миром.

Кто может постичь между злом и добром

Острейшую грань, проведенную тонко?

И рад бы услышать сужденья потомков…

Но, всё это будет потом!

19 октября 2009

***

Вот и вся моя жизнь:
Тихо-тихо ложится снежок на оконную раму
И на все остальное пространство ночи городской...
И неслышную флейту неслышный сменяет гобой.
И вступают аккорды неслышного смертным органа...

Вот и вся моя жизнь:
Тихо-тихо слова на бумаге слагаются в строки.
Проступают неясные тени в табачном дыму:
То ль химеры, ночи порождение, смотрят во тьму,
То ли ворон сидит на кресте у разбитой дороги...

Вот и вся моя жизнь:
Тихо-тихо проходят века, оставляя пустоты.
Кем я был, кем я стал, кем я стану? Молчит окоем.
А неслышный орган то ли в нефе, то ль в сердце моем,
Все звучит и звучит, и слова превращаются в ноты...

Вот и вся моя жизнь:
Тихо-тихо ложится снежок на богатство и бедность,
На тщету и надежду, меняя в ночи полюса.
И становятся белой земля, и черней небеса,
И последний аккорд затухает, взметнувшись над бездной...

Вот и вся моя жизнь:
Тихо-тихо ложится снежок на бездомное слово.
Ни людского, ни Божья следа не найти в темноте.
Белый ворон сидит на засыпанном снегом кресте...
И остывший орган в полумраке собора ночного -
Вот и вся моя жизнь...

27 декабря 2002

***

Дождь! Не вовремя ты, черт возьми, припустил!

Я еще не успел пред разлукою долгой

Эти улицы все до одной обойти,

И стаканчик бордо пропустить на дорогу!

Жаль, живу я не там и не в те времена!

Впрочем, это, пожалуй, не наша вина –

Если жизнь упрекать,

То на свет для чего появляться?

Ах, Париж! В фиолетовый твой окоём

Я смотрю, как великий бродяга Вийон…

Мне дано – уезжать.

А тебе,  как всегда, оставаться!

Что поделать? Одно утешение: был!

Пусть забудешь меня, как музейщик туриста…

Что поделать, Париж! Ты, с рожденья любил,

Лишь себя, да своих парижан эгоистов!

Я прощаю тебя, принимая, как есть

Показное радушие, чуткую лесть…

Коль себя продавать

Мне не надо – к чему притворяться?

Зелень парков и Шанз Елизе толчею,

Старину тихих улиц – я просто люблю!

Ибо мне – уезжать.

А тебе, как всегда, оставаться!

 Выпьем, ville de Paris! Скажем веку: Назад!

В старом, вечном кафе гул эпохи не слышен,

И «Осенние листья» негромко звучат…

Ну, Santé! За тебя, и за осень в Париже!

Дома осень иная, и дождь холодней.

Перелётные стаи уносит Борей…

Что ж, пора уезжать,

Но никак мне с тобой не расстаться!

Кто увидел тебя, умирать, говорят,

Может смело, уже ни о чём не скорбя…

Иль себя дожигать…

Чтоб тебе, как всегда, оставаться!

6 декабря 2002

*** 

Душа износилась, как старый Монмартр,
И также, по сути - стара.
И зимний Париж, словно серый клошар,
Что не похмелился с утра…

Снова северный ветер с дождём,
Словно некий коктейль зимы.
Темно-серый навис окоём,
И вбирает каминов дымы.
Ветви голых деревьев застыли,
Спит туман на сырой мостовой…
Старой мельницы красные крылья –
Мокрый крест над парижской зимой!

Среди лестниц и старых домов,
Что закрыли от холода ставни,
На площадках собачьих дворов,
Где простужены древние камни, -
Я не вижу, не чувствую город –
Он внизу, ну а мы, это мы…
И парят купола Сакре-Кёра,
Как фантомы парижской зимы.

Я спустился к старушке Пигаль,
Для которой  сто лет - не вопрос.
На домах дождевая вуаль…
Кофе? Виски? Коньяк? Кальвадос?
Ты еще не припудрила носик,
Заказав круассан и бульон…
Это вечером требуют гости
«Наполеон» или «Дом Периньон»…

Орвуар, и до встречи, мадам!
Мы согрелись в кафе, пусть немного.
Я иду по бульвару к Пляс Бланш,
Не покинув родного порога.
Фонари над моей головой
В ореоле из влажного света…
Только жаль, я придумал всё это,
Ибо не был в Париже зимой…
Для того чтобы душу вдохнуть
В то, что веришь, достаточно лишь,
Постарев лет на десять,- чуть-чуть! -
Полюбить даже зимний Париж.

26-27 сентября 2006 года

*** 

Здесь нет, черт возьми, старой Англии, Франции старой…
Теченья неспешного Эйвона или Луары…
Где замки стоят, как в 17 веке стояли…
Где ты прикоснешься к тому, что у нас потеряли.

Усталая память, которой не хочется верить,
Что можно в ворота войти и в старинные двери,
Где всё, как тогда, как всегда… Я ошибся невольно…
И чуткому сердцу становится чуточку больно.

Поскольку почти незаметно здесь движутся годы,
Суровые башни в спокойные смотрятся воды…
И дома, во снах будешь видеть себя над рекою,
Отравленным этими стенами, этим покоем.

И память, которой действительно, дома тоскливо,
Не раз тебя спросит: А помнишь плакучие ивы?
Зеленые, нежные ивы и стены с зубцами?
Где всё как тогда, как всегда, но не с нами, не с нами!

И ты привыкаешь, к тому, что у нас потеряли!
Из дома всегда романтически видятся дали,
Где не был, как был… и во снах своих не от того ли
Ты видишь Луару и замки над тёмной водою.
26 ноября 2004 года

***

И нет отечествам числа:
Живёшь в одном, грустишь о прежних,
По чьим дорогам конным, пешим
Прошел при помощи стила…
В которых предков не осталось –
Сколь поколений! – что сказать,
Когда стоит за дверью старость,
И мне уже не отыскать,
Слепому духом пилигриму,
Седой поникнув головой,
Между Москвой, Ривелем, Крымом –
Судеб, фамилий… никого!

5 июля 2006

*** 

От страницы на миг оторвись
Меж Коринфом и Критом.
Ты почти прочитал свою жизнь –
Сам себя пережиток.
Из каких полутемных вчера,
Не найдя свою нишу,
Ты застрял в Парадизе Петра
Меж Москвой и Парижем?
                               
 Где хмельные дети века
Из палаццо и хрущоб
Постимперского разлива
Третье Римского вина,
Обрели и Рим, и Мекку,
И Париж, и Конотоп…
И печально смотрит Клио
Из петровского окна.

Слово  вечно… Нередко, увы,
Прорастают сомненья…
Только раз объявили волхвы
О чудесном рожденье!
Что там дальше? Нагорная… Крест…
Чаша – Сыну от Бога…
Вознесение в лоно небес…
Нам – иная дорога!

Где в раю, земном и грешном
Ты застрял на полпути
Меж Москвою и Парижем,
В коем есть Элизий свой…
И горят твои надежды
Рай парижский обрести…
Утешайся Парадизом
Над замерзшею Невой…

Вновь апрельские птички поют
И гуляют невесты
В Елисейском далеком раю,
И, естественно, в местном.
Ты давно пережил свой Париж
И не будет другого,
Ибо ты прочитал свою жизнь
До последнего слова.

Не нашел Священной Чаши
И тернового венца…
Но рискнул свою легенду
О себе самом сложить…
И уже почти не страшно
Многоточие конца…
Все проходит, кроме веры
В золотые миражи…

7 марта 2003 года

***                

Не уступит надежде в лукавстве память.

Чуть закрой глаза, как в кино цветном,

Ты увидишь каштаны и светлый камень,

Голубей и туристов, на Пляс Вандом.

Чуть закрой глаза и: Бонжур, мсье!

И нагретый воздух дрожит над Сеной…

Ты увидишь столицу земной вселенной,

И себя на набережной д'Орсэ.

Припев: Как в ночи, меж двумя маяками,

              Я не знаю причалить куда…

              И белеют парижские камни,

              Словно черная рифов гряда…

              Где чужой? Где я свой в этом мире?

              Блудный сын, я не в силах понять.

              И в ночной полутемной квартире

              Я глаза закрываю опять!

Черт возьми! Как легко иногда вернуться,

И, вдохнув сиренево-бледный дым,

К парапету теплому прикоснуться,

Смыть водою Сены российский грим.

И в знакомом кафе, заказав мерло,

Вспоминать Петербурга дожди и сырость…

И, сдавившей сердце победой Пирра,

Вдруг, открыть глаза за своим столом…

Припев:

Вот и съездил в Париж, окунулся в память,

Персональный Юрьев имея день!

Да и дел всего — поиграть глазами:

Чуть закрыл — Париж. Пляс де ля Мадлен,

Авеню Ваграм, церковь Сен-Сюльпис…

Да не все ль равно? Ты в Париже снова!

А открыл глаза — захлебнулся словом,

Хорошо — не кровью на белый лист!

Припев:

5 января 2003

Парижская осень

Парижский солнечный октябрь.
Шагает просветлённо тих
Заезжий русский мизерабль
С мечтою выпить на троих.

Парижская осень – не питерский дождь.
Она человечнее, суше, теплее…
И ты по Парижу спокойно идёшь,
Почти ни о чём на земле не жалея!
Поскольку уж, если жалеть, то – кого?
Собратьев по бренной юдоли!
Всем жаль, например, королеву Марго,
И бедного графа Ла Моля!

Парижская осень – почти что весна —
Деревья вокруг зеленеют беспечно…
Воистину – Франция, это страна
Вина, шансонье и французов, конечно!
И я их жалею всем сердцем в груди,
По русской извечной печали:
Когда б Наполео